Конец апреля 1945 года. На Западе наши войска окружили Берлин и вышли на Эльбу, где встретились с союзниками. На Юге наш 3-й Украинский фронт взял австрийскую столицу и рвался теперь к южным границам Германии. Было ясно, что развязка близка, что скоро наступит день, когда уже не нужно будет копать окопы, тянуть связь, стрелять, прятаться от бомбежек, видеть перед собой не просто горы, долины, леса, реки, а местность, занятую противником, хоронить погибших, отправлять в тыл раненых и делать множество других дел, без которых не может обойтись война.

Казалось, что день этот будет каким-то особо торжественным, воображение рисовало какие-то трибуны, парады, гром оркестров и еще что-то из ряда вон выходящее.

Но на самом деле все получилось неожиданно и просто.

В последних числах апреля наш артполк был выведен из состава войск наступавших в сторону южной Германии и спешно направлен куда-то назад. Не останавливаясь нигде ни на минуту, мы промчались по шоссе Линц-Вена, заваленного обломками немецкой техники, пересекли австрийскую столицу и двинулись дальше. Остановились мы только километрах в двадцати южнее Вены в маленьком городке Баден и здесь только узнали, что западнее этого городка, практически в тылу наших наступающих войск, осталась крупная группировка немцев, которая время от времени наносит удары по нашим тыловым коммуникациям и нам теперь предстояло здесь без пехоты и танков отбивать эти удары.

Строения городка рассыпались в долине с трех сторон окруженной высокими горами, поросшими сосновыми лесами. Где-то там и скрывались немцы.

Далеко внизу поблескивала речка, выбегавшая из горной расселины. Выше реки склон долины был расчерчен квадратами виноградников. Две дороги, покрытые камнем, пересекали долину с запада на восток, которые и должны были теперь прикрыть нашу батарею, командиром которой был я.

Самое подходящее место для установки орудий была опушка соснового леса на склоне долины и мы незамедлительно начали готовить огневую позицию.

Еще одну батарею командование полка поставило внизу, около речки, а остальные подразделения были переброшены куда-то южнее. Таким образом вся оборона городка и находившегося за ним полевого аэродрома стала состоять теперь из двух артиллерийских батарей — восьми 75 мм пушек.

Положение, отсутствие впереди каких-либо других частей, было не из приятных. Ночью над вершинами гор непрерывно взлетали ракеты, которыми немцы, боясь нападения, разгоняли ночную тьму. Еще больше, пожалуй, боялись их ночного нападения мы, а потому тоже не жалели ракет и но ночам батарея в полном составе дежурила у пушек, отсыпаясь кое-как лишь днем. Несколько суток провели мы в этом тревожном ожидании, однако ничего за это время не произошло. Только изредка по окраине городка и по нашей опушке немцы постреливали из минометов, да по утрам из горного распада выползала немецкая самоходка, которая, сделав два, три выстрела куда попало, тут же убиралась. Чтобы не обнаружить себя раньше времени, мы по ней не стреляли.

Наступила обычная и ничем не примечательная ночь с 8-го на 9-е мая. Солдаты, как всегда, сидели у пушек, рассказывая, чтобы не спать, разные забавные истории, а я, почти выведенный из строя приступом малярии, валялся в блиндаже, пытаясь хоть ненадолго уснуть.

Из состояния полузабытья меня вывел голос телефониста: «Товарищ лейтенант, Вас срочно к телефону!» Часы показывали начало первого ночи. Пройдя в блиндаж телефонистов, я взял трубку. По голосу я узнал телефонистку полка Тамару Павловскую. Значит по какой-то надобности меня вызывал штаб полка. У Тамары я попытался выяснить кому и зачем я понадобился среди ночи. «С вами будет говорить товарищ седьмой. Подождите, он сейчас подойдет».

Голос Тамары показался мне каким-то необычно взволнованным и сама она, любительница потрепаться на разные темы, сейчас молчала, хотя после сказанного ею уже прошло минуты три, а в трубке, кроме ее прерывистого дыхания, ничего слышно не было. Седьмым по нашему коду именовался командир полка майор Михневич. Ничего хорошего разговор с ним не сулил. Скорее всего это означало, что сейчас я услышу приказ о перемещении куда-то или еще что-либо в этом роде.

Мысль о том, что сейчас он скажет об окончании войны мне и в голову не пришла. «Как обстановка?» — услышал я наконец знакомый хрипловатый голос. «Обстановка прежняя», — ответил я, — батарея дежурит в полном составе, немцы ведут себя вроде бы спокойно. «У тебя вино есть?» — услышал я вдруг вопрос, показавшийся мне довольно диким. «Как не быть. Есть вино» — несколько смешавшись ответил я. «Ну вот, что я тебе скажу,» — и я услышал в трубке короткий смешок нашего командира. «Выставь-ка на всякий случай хороший пост у пушек и пейте вино! Я разрешаю! Война кончилась! В Берлине акт о капитуляции подписан!»

Я не знаю, что произошло в моем организме после этих слов, но от малярийной одури мгновенно не осталось и следа. С диким воплем - «Братцы! война кончилась!» - я вылетел из блиндажа и тут же был окружен сбежавшимися сюда солдатами. Еще мгновение и я оказался высоко подброшенным в воздух. Рискуя сломать шею, несколько раз взлетал я вверх и еле отбился от солдатских рук. Потом, обалдевшие от радости, качали командиров орудий, телефониста и всех, кто подвернется под руку.

Видимо, сговорившись, потирая намятые бока, ко мне подошли все четверо командиров орудий. «Товарищ лейтенант. Разрешите нам по этому -случаю дать салют!»

Я не сразу догадался о чем идет речь, а когда понял, махнул рукой, хотя и чувствовал, что у меня могут быть различные неприятности. «Валяйте ребята! По два снаряда на орудие! Да наводите в сторону немцев!» «Мы бронебойными, чтобы было красивее!» — сказал кто-то.

Тотчас загремели снарядные ящики, щелкнули затворы орудий. Первое готово! Второе готово! — как сотни раз до этого прокричали командиры орудий: «Батарея! По случаю победы! Стрелять без цели! Огонь!» — заорал я.

Грохнули выстрелы. Зеленые трассы прочертили черное южное небо и впились в далекую гору. Еще и еще раз, без всяких команд, звонко ухнули пушки. Наши шустрые наводчики и заряжающие вместо двух, выпустили кто по пять, кто по семь снарядов.

Наконец канонада смолкла. Несколько секунд царила тишина и вдруг в той стороне, где находился аэродром, застучали зенитные пушки и высоко в небе засверкали разрывы зенитных снарядов. Присоединяясь к ним залпом ухнула наша батарея, стоявшая у реки, затрещали автоматы впереди — это начал салютовать не знавший еще ничего взвод управления нашей батареи, выдвинутый в боевое охранение.

Схватились за автоматы и карабины и мы и долго не прекращался в эту ночь треск никому уже не страшного оружия. Таким вот самодельным салютом встретили мы 9-го мая 1945 года — долгожданный день Победы.